Без рубрики

От сердца к сердцу

От сердца к сердцуДорогие друзья и все кому это важно! Я решил опубликовать несколько глав из своего второго дневника, который я писал во время путешествия в Индию. Конечно я предал им некоторую литературную окраску, и конечно связывал порой совершенно несвязанных друг с другом предложений выстраивая законченную мысль. Однако опыт, переживания и откровения (если их можно так назвать) и многие диалоги записанные мною я передаю неизменными. Как говориться, хотите верьте, хотите нет. Я не претендую на что-то и делаю это больше для тех кто не равнодушен к тому что я пишу. Поэтому, пожалуйста не судите слишком строго.Дорогие друзья и все кому это важно!
Я решил опубликовать несколько глав из своего второго дневника, который я писал во время путешествия в Индию.

Конечно я предал им некоторую литературную окраску, и конечно связывал порой совершенно несвязанных друг с другом предложений выстраивая законченную мысль. Однако опыт, переживания и откровения (если их можно так назвать) и многие диалоги записанные мною я передаю неизменными. Как говориться, хотите верьте, хотите нет. Я не претендую на что-то и делаю это больше для тех кто не равнодушен к тому что я пишу. Поэтому, пожалуйста не судите слишком строго.

Единственное о чем хочу попросить. Если вам понравилось, если вы решите сделать перепост, или вставить куда то, пожалуйста, указывайте авторство. Я выкладываю одну из глав (От сердца к сердцу), скоро выложу вторую. Спасибо вам что читаете. Естественно в дневнике у меня никаких глав не было, поэтому я просто дал ей номер 25.

* * *

Часть 1

От сердца к сердцу

… жалею ли я о чём-нибудь в своей жизни? Нет, нет… подожди… лучше так: «Если бы была такая невероятная возможность: начать писать любую главу своей жизни с чистого листа, воспользовался бы я ею?». Хотя бы один поступок, хотя бы одно слово… Если бы меня спросили прямо, конечно, я бы ответил — нет. Ответил бы твёрдо, без колебаний: «Нет. Я ни о чём не жалею, потому что всё это вехи моей истории, сделавшие меня таким, какой я есть…» и в конце обязательно жирная точка.

Смешно звучит, конечно. «Таким, какой я есть». А какой я есть? Кто я такой… Я не знаю.

Всё это осталось позади. Вся эта сладкая религиозно-мистическая мишура, без которой образ духовного учителя, знающего главное в этой жизни, был бы не полным. Всё это осталось там, в стенах родного мира, с людьми, которые искренне и благодарно внимали каждому слову из уст мальчишки, сидящего со скрещенными ногами и вдохновенно рассказывающего о Боге и вере.
Но что ты знаешь на самом деле, дитя? Стал ли ты сам хоть немного счастливее от знания, которое нёс другим. Сделал ли ты сам хоть кого-нибудь в этом мире по-настоящему счастливым? Какие же всё это глупости… особенно ясно это понимаешь здесь.

Хотел бы я изменить хотя бы один поступок? Да. Но изменить уже ничего не удастся. Жаловаться уже поздно, слишком поздно, я сам выбрал всё это.

***

Часть 2

Уже как минимум минуту я стоял и смотрел на затянутое облаками, тяжелое небо. Не удивляйтесь, даже минута здесь является огромным промежутком времени, если взять в рассмотрение окружающую меня, сейчас, бурлящую действительность.

А я стоял и смотрел. Со стороны, наверное, это выглядело нелепо. Одинокий белый человек с огромным рюкзаком, на шее шарф, стоит весь мокрый в луже воды и смотрит на небо. Да еще и этот дождь, предательски заливающий лицо, сбивает весь «духовный настрой». Ему, понятное дело, было невдомек.
Надо же было приехать сюда в муссоны. Да и вообще, кому и что я хотел доказать приехав сюда один?

Внезапное минутное спокойствие безнадежно оборвалось, и окружающий мир, не оставляя надежды на внутреннее уединение, взорвался многоголосьем звуков, красок и контрастов. Этот мир, как сильный осенний ветер, разметал сухую листву ностальгических мыслей по сторонам, как обычно, поставив все с ног на голову и оставив мне лишь ощущение слякоти и мокрых ног. Я стоял посередине улицы под сильным дождем в луже. Естественно, как только я приехал, под ногами было сухо, однако беспощадный проказник дождь поменял окружающий ландшафт в считанные секунды.

В попытке укрыться от дождя вокруг бегали люди. Они оглядывались по сторонам, успевая при этом показывать на меня пальцем и смеяться. Было в этом смехе что-то детское, наивное… В ноздри ударил явственный запах гниющей рядом кучи мусора, в которой мирно ковырялось стадо грязных свиней. Закрываясь рукой от дождя, ко мне подбежала группа молодых ребят. Что-то спрашивая и особо не церемонясь, кто-то стал трогать меня за мокрую майку, кто-то, подхватив инициативу, начал истерично жать руку, подбежали какие-то дети и со страдальческими лицами стали выклянчивать деньги.

И все это, конечно, происходило на фоне общего шума, ора и моих ностальгических мыслей… «Таким, какой я есть»…

Не обращая ни на кого внимания, я вдохнул полной грудью и улыбнулся. Внутри было странным образом тихо и спокойно. Конечно, может быть, я уже просто привык к этому, окружающему меня вот уже как неделю хаосу, но я ясно почувствовал, что он каким-то образом стал мне до удивления родным и близким сердцу.
Есть во всем этом что-то, Господи… есть.

***

Часть 3

От сердца к сердцу

С улыбкой закрыв глаза, я почувствовал снова мягкие капли, скользящие по щекам. Как же давно всё это было… дождь, лужа, небо… наверное прошла целая вечность. Как будто совсем другой человек стоял тогда под дождем и улыбался своим мыслям, озираясь по сторонам. Совсем другой человек, отличный от того, что лежит сейчас на белой простыне среди голых стен в скудно обставленной комнате.

Я открыл глаза уже в который раз за день, вглядываясь в темные разводы на потолке. Боль не проходила. Более того, казалось, она усиливалась с каждой минутой, терзая и без того исхудавшее за эти несколько дней тело. Не поднимая головы, перевернув снова мокрую от слез подушку на другую сторону, я закрыл глаза. Все что у меня осталось сейчас — это память.

— Ну что, может быть хватит уже себя жалеть? – спросил молодой парень, сидевший рядом со мной на стуле.
— Ты еще здесь? – спросил я повернув к нему голову.
— Как ты себя чувствуешь?

Что я мог сказать ему в ответ?
Вот уже как третий день я не могу двигаться, так как любое шевеление отдается по телу жуткой, идущей от головы, волнообразной болью. Меня трясет, лицо опухло и по телу каждые 10 секунд мурашками пробегает холодный озноб. Страшно. Никогда в жизни мне еще не было так страшно. Этот кошмар продолжается, и как выйти из него я не знаю. Из носа идет горячий, обжигающий ноздри поток, температура так и держится на отметке в 40 градусов. Тело сжигает изнутри, особенно запястье и ладони, которые по ощущению были как два раскаленных докрасна утюга.

Всё что я могу это только лежать и стараться не поднимать головы, потому что любой подъем отдается нарастающей откуда-то снизу волной, подбрасывающей и уводящей от реальности сознание.

— Нормально, – ответил я. – Голова только немного побаливает. Сегодня, наверное, на практику опять не пойду. Так что, можешь спокойно идти и оставить меня здесь, в покое.
— В покое? – сидевший передо мной парень закатился добродушным смехом. — А знаешь ли ты что такое настоящий покой, дитя?

Да, действительно, раньше меня особо это не волновало, но почему то именно сейчас, я осознал, что этот парень, явно мой ровесник, настойчиво называет меня «Дитя».

Опять, вот уже в который раз, я окинул его взглядом. На вид лет 27-28, вытянутое лицо, борода, длинные убранные в хвост волосы. Не могу сказать, что он был не красив, скорее наоборот. Стройное, мускулистое тело выдавало себя мощными плечами и рельефными контурами рук. Простые, ничем не примечательные одежды. Парень как парень, в очередной раз заключил я. Однако, было в нем что-то такое исключительное, особенное, а именно — глаза. Глубокие, голубые, не по годам полные мудрости глаза.

— Понятия не имею, – сначала попытался отшутится, я, но затем вспомнив о своем текущем положении, уже с грустью добавил. – Дитя… ну пускай будет так.
— Видишь ли, – ухмыльнулся он, продолжая, – я бы с удовольствием оставил тебя «в покое», но Матаджи попросила меня присмотреть за тобой, пока ты в таком состоянии. Поэтому хочешь ты или нет, но я буду некоторое время рядом с тобой. К тому же, ты сам попросил.

Он говорил правду. Пару дней назад я действительно просил настоятельницу храма помочь. Нужно отметить, что сначала она не придала значение моим словам и стала хлопотать только после того как измерила мою температуру. Но хлопоты это сильно сказано. Дав мне 2 маленьких лимона, она сказала разрезать их на 4 дольки, и пить через 3 часа растворяя каждую в стакане воды. Вот и все лечение неизвестной, неожиданно свалившей меня, хвори.
Волна дрожи снова пробежала по моему телу. Страшно. Что же мне делать, Господи? Один, в чужой стране, никто не знает где я и что со мной. Глаза стали влажными и слёзы вновь полились по щекам.

— Опять ты за свое? – спросил с добродушной усмешкой парень. – Ну ладно, если тебе будет так проще принять свое текущее состояние. Ты только одну вещь мне скажи, и можешь дальше себя жалеть. Ты подумал над моим вчерашним вопросом?
— Да.
Я взял пару вырванных страниц из своего походного дневника, который всегда лежал рядом со мною, и передав ему, со словами «Только не смейся», закрыл глаза.

— Жалею ли я о чем-нибудь в своей жизни? – начал он вслух читать.

«Мне всегда было больно видеть и понимать, что я обманул, или не оправдал чьих-то надежд. Больно осознавать, что своим поступком причинил обиду или боль искренне доверившемуся мне человеку. Но так случилось, и теперь двери в их сердца закрылись для меня навсегда…
Моя первая реакция всегда была, да и есть, глубокая грусть и, наверное, печаль. Эти родственные частички, возможно, навсегда ушли из моей жизни, и чтобы я не сделал, уже никто и никогда не будет прежним. Теперь все это всего лишь воспоминания. Слова будут лишними, да и нужны ли они? Разве только для успокоения своей совести. Ничего и никого не вернёшь… все через это проходят.
Но я помню, каждого. Каждого с кем мы вместе преломляли хлеб, смеялись, делились секретами, давали друг другу советы, обещания. С кем сопереживали… о эти долгие философские беседы за чашечкой чая и последний автобус домой. Мои любимые, те кто следовал за мною, те кто считал меня своим учителем, другом, товарищем… я помню каждого… и сохраню в себе, навсегда.
Я люблю каждого кто был со мной на пути. Слышите? Если вы читаете эти строчки, спасибо вам что были в моей жизни. Спасибо».

Когда он начал читать моё прощание, я не смог сдержать слёзы. Да и к чему? Здесь не нужно было быть сильным. Здесь от меня в принципе ничего и никому не было нужно. Я наконец-то мог быть собой. Тем кто я есть на самом деле, без социальных масок или ролей, которые мы все вынуждены играть в этой пьесе под названием «Жизнь».

Эти искренне написанные мною строчки пласт за пластом поднимали из глубин памяти давно забытые воспоминания. Не щадя, прошлая жизнь, которая стала непреодолимо далека, промелькнула передо мною лицами, событиями, радостями и потерями. Такими близкими и одновременно такими далекими. Они были такими родственными и одновременно настолько безнадежно потерянными, что, неожиданно для меня, из груди вырвался давно просившийся наружу глухой от боли стон.
Горечь, обида и страх овладели мною с новой силой.

— Что же делать? Господи, почему я оказался тут, один в отчаянии и страхе? Почему это произошло со мною? Что же мне теперь делать, Господи!
Но я не мог найти подходящего ответа, который оправдал бы все то, что произошло со мною здесь. Все осталось там. А я здесь… лежу… и медленно умираю.
Парень, совершенно не обращая внимания на мой немой крик, отложил лист и закрыл глаза.

— Пойми, — сказал он, – какой бы ты хороший не был и каким бы хорошим тебя не считали другие, всегда найдутся люди, которые обязательно скажут, что ты не тот за кого себя выдаешь. Всегда найдутся люди, надежды которых, по их мнению, были обмануты, преданы… такова жизнь, таков наш путь становления теми, кто мы есть сейчас. Ты меня понимаешь? – спросил он, открыв глаза и посмотрев на меня.

Ты что идиот? – подумал я. — О чем ты говоришь вообще? Всё это осталось там… ТАМ, а ты мне говоришь про какой-то путь становления.
Подумав это и решив сразу оборвать его глупые нравоучения, я резко повернул голову и осёкся на полу слове. Его добрые голубые глаза, в которых читалось столько любви и нежности, неожиданно для меня, полностью завладели всем моим существом, не оставив и тени прошлых горестных мыслей. Как? Как в таком возрасте могут быть такие полные любви к чужому, незнакомому человеку глаза. Боль на секунду притупилась, и он, видя, что я слушаю, продолжил.

— Это нужно просто понять. Люди, какие бы они не были святые во плоти, в первую очередь – люди. Нужно понять самого себя, смириться с собой… не с другими, не с их обидами… нужно понять себя. Мнение других людей, волнующие нас – всего лишь проекция нашего мнения о себе. Обиды, которые мы видим – это наши обиды на себя, наши претензии и сомнения. Более того. Ты никогда не почувствуешь, что причинил боль другому, если не будешь считать себя её причиной. Ты никогда не увидишь, что подарил счастье, если будешь изначально убежден в обратном. Поэтому мудрые говорят: «Изменись сам!». Если то что ты делаешь — искренне и идет от сердца, то нужно продолжать верить, продолжать говорить, продолжать помогать, продолжать идти… не оборачиваясь, не страшась, не жалея и не сокрушаясь.

— От сердца к сердцу? – спросил я.
— От сердца к сердцу, – сказал он улыбнувшись, а затем продолжил. — Ладно. И на том спасибо, хоть я и не просил тебя писать такие слезливые, прощальные письма. А если серьезно, правда, спасибо тебе. Спасибо, что открылся, наконец… — произнес он и я вновь почувствовал как волна слез предательски накатывает на меня.
— Все нормально, не нужно сдерживаться, – он улыбнулся и снова посмотрел на меня теми самыми глазами, полными простой человеческой любви и заботы.

Я не знаю надолго ли, но на место слез, неожиданно пришел, наконец, долгожданный покой. Сделав над собой усилие и в первый раз за долгое время я улыбнулся.
— Привязался же, – подумал я, закрывая глаза, а затем, открыв и убедившись, что он никуда не собирается уходить, вслух добавил, – спасибо.

Хотел бы я изменить хотя бы один поступок? Да. Но изменить уже ничего не удастся. Жаловаться уже поздно, слишком поздно, я сам выбрал всё это.